Голос из блокады. В Музее в Соляном сегодня представят необычный документ
82 года назад, когда вокруг Ленинграда сомкнулось блокадное кольцо, большинства из нас, читающих эти строки, еще не было на свете.
82 года назад, когда вокруг Ленинграда сомкнулось блокадное кольцо, большинства из нас, читающих эти строки, еще не было на свете. Но в то время выпало жить нашим родителям, бабушкам, дедушкам. Мы помним: все, что касается блокады, они всегда воспринимали болезненно остро. В нас самих, наверное, тоже говорит голос блокадной крови, и поэтому мы с таким интересом и так близко к сердцу воспринимаем любые свидетельства, которые раскрывают нам грани той эпохи. В числе таких документов — блокадные дневники. Тем более что их долгие годы прятали подальше от чужих глаз — слишком много в них было откровенного, личного, такого, что даже не всем близким можно было доверить.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Дневник, который сегодня представят в Мемориальном музее обороны и блокады Ленинграда, после смерти его автора Григория Эрнестовича Зуймача пролежал в семейном архиве почти сорок лет. Во время блокады он был сотрудником студии «Ленфотохудожник». Ушел из жизни в 1982 году, и только в 2015‑м его дочь Людмила-Нелла, жившая в Подпорожье, передала реликвию музею вместе с фотографиями и другими документами отца.
Григорий Зуймач. 1942 г./ФОТО предоставлено Музеем обороны и блокады Ленинграда
— В нашем музее хранится около восьмидесяти блокадных дневников, и процесс пополнения этой коллекции происходит непрерывно. Каждое из рукописных свидетельств по‑своему дополняет картину осажденного города, а главное — показывает, как ленинградцам удавалось сохранить свое достоинство в нечеловеческих условиях, — говорит начальник научно-просветительского отдела музея кандидат исторических наук Юлия Буянова.
О феномене блокадных дневников сказано уже очень много. В тяжелейших условиях они служили своего рода психотерапией: давали возможность хоть как‑то отвлечь себя от мрачной действительности. А для тех, кто чувствовал, что пережить это смертное время им не суждено, дневники становились своего рода завещанием…
Когда в руках музейщиков оказался дневник Григория Зуймача, они сразу же поняли: документ очень ценный. В том числе и потому, что в нем содержится немало точных подробностей о том, что и сколько стоило на толкучках блокадного города, где и какие товары или продукты можно было найти и выменять. Выдержки из дневника использовались на выставках, сотрудники музея цитировали его в своих лекциях, однако прошло еще несколько лет, прежде чем исторический документ увидел свет, снабженный научным комментарием, документами и фотографиями из коллекции музея. Издание назвали «Человек переживающий».
Дневник небольшой по объему, он фиксирует несколько месяцев 1942 года. Причем в течение двух месяцев Зуймач делал записи ежедневно, практически без пропусков. Потом — все реже, последний раз — 24 сентября. Часть дневника написана простым карандашом, часть — чернилами…
Автору на тот момент было 37 лет, он жил с матерью в доме № 96 по Невскому проспекту (в то время проспект 25‑го Октября), на углу улицы Маяковского, а работал на Невском, 42, — напротив Гостиного двора. Зуймач употреблял оба названия главной улицы города, но чаще у него все‑таки звучал Невский.
Первая запись сделана в канун нового, 1942-го, года. «8 вечера. Тарелка супа, пшенная каша и стопочка вина. Хорошая встреча. Это давно обещанное за изготовленную печь-плиту… Лег спать и спал так, как давно не спалось, до 10 утра 1 января. С Новым годом, с новым счастьем. Но этого счастья еще нет… Трескучий мороз. В магазине пусто. Но счастье ожидается с каждым днем. Продукты должны подвезти в ближайшие дни».
На следующий день автор сообщал, что отправился на толкучку в Кузнечном переулке. Сам Кузнечный рынок уже не работал. «Все на обмен — деньги не существуют. Дрова — хлеб, печка-буржуйка — хлеб…»
— Главная особенность этого дневника — юмор вроде бы в самое неподходящее время, — отмечает Буянова. — Сегодня он порой может показаться довольно циничным, однако такова была защитная реакция психики. Григорий Зуймач понимал и неоднократно отмечал, что и он мог в любую минуту оказаться в числе умерших от голода. Насмешка над смертью делала ее чуть менее страшной…
Чего лишь стоят такие строки, написанные в начале января 1942‑го: «Покойники эвакуируются, кто на Волково, кто на Красненькое в гробах, чаще всего без всего, под тряпьем, запряжены с парой или одиночкой, но не лошадьми, нет! Бедными родственниками или знакомыми. Вырыть могилу — похоронить 2 кг хлеба + 200 – 300 денег. Нет, помирать не стоит».
Спустя еще несколько дней: «6 утра. Укрывшись с головой, сплю. Мама подходит, спрашивает: ты еще жив? Говорю: жив, пока не собирался помирать. Но это может случиться и не собираясь…
И все‑таки самое ценное в дневнике другое: в нем показано, как ленинградцы помогали друг другу, чтобы выжить. Иногда для спасения жизни было достаточно самых простых действий или даже слов. Поддержка, оказываемая другим, помогала держаться и самому, — говорит Буянова.
В самое холодное время в комнату, где вместе с мамой жил Григорий Зуймач, перебрались еще и соседки по квартире. В их комнатах от обстрелов вылетели стекла, забить их фанерой было некому, да еще и дрова неизвестно было где взять… Одна из соседок, Шура, работала на заводе «Красная Заря», другая — Лида, в продуктовом магазине на Большой Зелениной улице. Автор упоминал, что «их магазин начали было громить, но не успели». А еще вместе с ними жили Нюра и Катя, но про них в дневнике информации совсем мало. «В комнате вроде постоялого двора», — с иронией отмечает Зуймач.
Судя по записям, все друг другу помогали, чем могли. Делились своими продуктами, приносили на всех воду. Когда кто‑то из этой импровизированной общины ослабевал и не мог ходить, остальные за ним ухаживали.
«У меня как у врача спрашивают, не умрут ли они, — читаем запись в дневнике. — Я отвечаю уверенно, что нет. Подбадриваю, просят заходить умоляющим голосом. Обещаю. Хочется их вытянуть до конца, не только их. Себя и остальных».
А семье Михельсонов из 19‑й квартиры Григорий Зуймач спас жизнь. Когда он зашел к ним, мать, две дочери и семилетний сын одной из них лежали в одной постели в холодной нетопленной комнате и готовились к смерти.
«Мрачная картина, даже более, ужасная, — констатировал Зуймач. — Все обессилели настолько, что не могут себя обслужить… Да, без посторонней помощи их ожидает голодная смерть… Я ничем не обязан этой семье, но мне просто жаль людей, мне кое‑кто и кое в чем помогает преодолеть, пережить время, и я решил помочь им».
Помощь‑то была нехитрой: он принес немного глицерина, и «последние крошки хлеба были помазаны им и съедены с такой жадностью и восторгом, которые трудно описать». Выручил с дровами…
Семья была спасена, летом 1942 года она эвакуировалась из Ленинграда. Спустя несколько месяцев, в октябре, уехал из осажденного города и автор дневника. Местом его работы стал Новокраматорский машиностроительный завод, который тогда находился в подмосковной Электростали. Сначала трудился там слесарем, потом — бригадиром инструментального цеха. Благо что технические навыки и знания были: в начале 1930‑х годов Григорий Зуймач окончил машиностроительный факультет Ленинградского инженерно-экономического института.
Вновь на берега Невы после войны он не вернулся. Перебрался в Ригу, работал заведующим редакцией документальной и справочной литературы в объединении государственных издательств. Подробностей мало. Увы, когда его дочь передавала дневник в музей, она очень скупо рассказала об отце. Когда ее стали разыскивать, по оставленному ею номеру телефона никто не отозвался. Связь оборвалась. Людмила-Нелла (дай бог ей здоровья!) даже не знает, что блокадный дневник ее отца стал достоянием широкой публики.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 168 (7497) от 08.09.2023 под заголовком «Голос из блокады».
Последние новости

Финляндия из-за санкций лишилась российского огнеупорного кирпича
Финские специалисты по каменной кладке столкнулись с проблемами после прекращения импорта в страну огнеупорного кирпича из России из-за введения санкций.
«Лихорадка» переходного сезона. Какой будет погода в октябре?
Какой роскошный выдался сентябрь! Если бы не раннее наступление сумерек, ничто не напоминало бы о том, что на дворе уже осень.

Минздрав опроверг нехватку вакцин от полиомиелита
Вакцина от полиомиелита была закуплена в количестве более 3 миллионов доз.
Красота разного возраста
Как меняются потребности кожи с возрастом и как им соответствовать